-Ааа...
Протянул Алексис мнозачительно и покосился на смеющегося черта, всё же наверное не каждый день увидишь такое чудо, зелёное с хвостом да ещё смеющееся.
Пора и честь знать, вроде я всё разузнал что мне надо было... Надеюсь ничего не забыл, а если и забыл наведаюсь к нему ещё...
-Ладно, тебе наверное пора отдыхать, ведь дела делами а сон необходимая вещь. Если что, где меня найти ты знаешь, так что обращайся.
Он улыбнулся и развернулся спиной к князю взяв куртку с кресла и усадив туда Луна надел её застёгивая, беря зелёного на руку и посадил в карман, Всё же он тоже живое существо, пусть не такое как он сам, и чтобы он мок блондину было не охотно.
-И эта... - он запнулся подбирая правильные слова - ... удачи тебе, князь.
Махнув Каину на прощание он повернулся и вошёл в кабину лифта, ожидая пока он спустит его вниз.

Дом

рывком

Яркими всполохом по серым улицам. Неживым всплеском среди замерших в ожидании мертвых домов. Алой кровью по венам вечного города. Кукольной усмешкой на лице еще одной секунды в бесконечности.
- Мы пришли.
Он почти спокоен. Как никогда - он желал бы избавиться от этого Острого проклятия, которое так безжалостно бросила на него Судьба. Как никогда ему хотелось стать свободным. Как никогда прежде ему хотелось вернуть себе былое величие его демонической сущности. Как никогда. А что в сути своей никогда? То, чего не было. Нелепое слово, отголосок мысли.
- Его зовут Каин.
Сжатые в нитку губы. Он не намерен общаться ни с кем. Ему нужна свобода. И он добьется ее, даже если для этого придется применить какие-то аморальные для человека вещи. Он не человек, ему свойственна аморальность.
Подняться вверх по ступеням. Касаясь перил, не обращая внимания - идет ли это ничтожное создание за ним. Человек. Он впервые понял, почему ты, Острый, так его раздражаешь. Ты, в первую очередь, человек. И это отвращает тех, кто не человек и не имеет над тобой полной власти. А он не имеет. Он не может ничего с тобой сделать. И только за это ему хочется тебя убить. Но даже это у него не получится.
А ступени лестницы такие ледяные. Как и твои острые губы, Смешной. Наверное, тебе противно целовать кукловода. Но еще противнее было бы целовать Демона, не так ли? Он вопьется в тебя, а потом оттолкнет. И как ни в чем не бывало, продолжит путь вверх. А ты, должно быть, почувствуешь странный привкус на губах и во рту. Тебе все еще противно, Нелепый?

И снова в мыслях - отголоски человеческого я. Человек бы понял твою слабость, Острый. Он бы сбавил темп, помог бы тебе идти дальше или, на крайний случай, действительно, воспользовался бы лифтом. Он помог бы тебе всем, чем мог.
А Тени даже в голову не придет этого сделать. Он будет вдыхать твою слабость с каждой молекулой прохладного воздуха этой башни. Он будет усмехаться своим темным мыслям, и отзвук этой усмешки будет долетать до тебя. От осознания твоей, слышишь, Человек, твоей слабости, он будет разрываться на тысячи частей от непонятного чувства. От этого можно сойти с ума, броситься вниз, вырваться из бренного тела, раскрыть крылья.. Неважно. От этого можно Все. Но Тень не сделает Ничего. Чувствуешь разницу?
  Ты не устал? - вопрос бился загнанной птицей на губах, но не смел сорваться с них даже отголоском былого величия. Тень никогда не позволит себе издеваться над теми, кто существенно слабее ее. Потому что издевательство - это слишком человечно.
Тень молча пройдет мимо очередного пролета лестницы, отлично зная, что где-то там, сзади, Человеку плохо и тяжело ползти, держа этот безумный ритм. Тень будет отлично знать, что от серпантина лестниц у Человека будет кружиться голова. Тень отлично будет это знать. Но разве этот Человек не сам потребовал отвести его сюда? Разве не он кричал о том, что ему жизненно необходимо сюда попасть? Тень лишь сделает так как просит Человек. Ни словом, ни жестом больше.
И делать он это будет не из желания услужить тебе. Он будет стремиться к тому же, к чему стремишься ты. Он будет всеми силами жаждать избавиться от тебя, Острый.
Неожиданные эмоции рассыпались калейдоскопом действий. Черные зрачки метнулись вверх, а тонкий хвост описал изящную дугу по непонятной траектории. Он обернулся к тебе с прежней замерзшей на губах усмешкой. И протянул руку, ледяную, безжизненную и идеально белую - такие бывают у кукол, которые целыми днями сидят на полках в шкафах. Бледные пальцы чуть дрогнули - он будто сам сомневался в том, что делает. И почти чувствовал волны ненависти и отчаяния, которые исходили от тебя. Он хочет помочь тебе потому что хочет того же, чего и ты. В его планы вовсе не входит мучаться всю свою жизнь в серости этой пустоты. А в твою входит, Острый?

Отредактировано Lynn (2009-11-27 13:56:36)

Взрывает изнутри. Ступени сливаются в бесконечную ленту, серую и безнадежную. Это не дорога, это уже топкая трясина, в которой увязают уставшие ступни.
Как жаль, что даже боль от усталости здесь и сейчас - такая притупленная, ненастоящая, фальшивая. Это бесило, это сводило с ума - то, что даже подвернутая нога отдавалась иллюзией, ложью, а не истинной резью. Даже сорванное дыхание не было по-настоящему болезненным - воздух должен был резать глотку тысячью осколков лезвий, и, быть может, резал. Но ощутить этого не получалось.
Истинным, единственно истинным, что оставалось сейчас у Ренарда - была его ненависть и отвращение к твари, которая легко взлетала ввысь где-то впереди. А еще - решимость в желании избавиться от этой твари любой ценой.
И это было самым отвратительным - то, что не существовало физического чувства, которого могло бы хоть как-то заглушить, примять непокорную, необъятную волну ненависти, поднимавшейся в глотку удушливой волной и не дававшей дышать.
Ненавижу
Это слово билось загнанной птицей с подрезанными крыльями - на кончиках зрачков. На искусанных и высохших губах. Какого черта, какого черта эта боль так хреново иллюзорна, особенно сейчас, через долгие-долгие спирали лестницы, когда она стала частью этого безысходного мира?
Пожалуй, это даже счастье, что проклятая тварь просто идет где-то впереди, не обращая никакого внимания на задыхающегося и хромающего человека позади. Ненастоящая серая каменная стенка башни под пальцами была равнодушна к влажным ладоням. Мелькающая в поле ускользающего зрения иллюзорно идеальная спина была маячком для ненависти и стремления - но не более. Ренард менее всего на свете хотел бы сейчас внимания со стороны этой твари.
Но именно в момент осознания этого факта тварь вдруг резко развернулась - словно резанула по глазам темным росчерком. Ренард инстинктивно отшатнулся, а когда увидел протянутую нереально белоснежную ладонь, коротко взревел - первая реакция, взрыв ненависти и отвращения, настолько нереального отторжения, что сил на слова уже нет.
Всего лишь мгновение - а человек уже бросился вперед, с неожиданной, резанной прытью поднырнув под кукольную руку, ворвался в дверь, вдруг оказавшуюся прямо перед ним.
И ошалел. В глаза ударило волной яркого, красно-черного. Зрачки мгновенно расширились, силясь поглотить яркие краски, почти что настоящие, почти что реальные.
А потом Ренард с полустоном рухнул на порог комнаты, ослепший, выдохшийся и бурлящий сводящими-с-ума и выматывающими эмоциями.